Бесстрашие.
Многие ценители Бродского знают эти строки – посвящение Гарсиа Лорка: «А на рассвете запоминать белую дорогу, с которой сворачивают конвоиры, запоминать, как восходит солнце над чужими затылками конвоиров». И стихотворение так и называется – «Определение поэзии». Побуду экскурсоводом по Бродскому: поэт хотел этим стихотворением сказать, что одним из возможных определений поэзии является такое: поэзия – это придание деталям повседневности чувствительности к деталям биографии. Отважное придание вещам свойств языка, то есть конвертация их в текст. Безоглядное, как исповедь, означивание. А теперь о том, что хочет сказать этим постом Вольфсон: биографические метки вообще-то не всегда личные. Вот, скажем, тот же расстрел. Полноте – где там личное? Автобиографов миллионами ставили к стенке. Но сканировали базу данных своими запросами далеко не все расстреливаемые. Поэтому, конечно, правильно делал Гарсиа Лорка, запоминая затылки конвоиров. Ведать – понятие обширнее, чем знать. Хотелось бы ведать то, как набрякшие смыслами мгновения вписывались в биографию культуры – любой. Как она их адаптировала, как делала эти гроздья Означающего рутинными, записывала своими рунами, чтобы когда-то помочь им быть прочитанными. А предчувствие войны? Эти летописи должны где-то быть. И они есть, мы внемлем им, но не ведаем. Сейчас, когда столько лет прошло без войны, эта связь разорвана. Даже наше поколение не сохранило умение внимать знакам: «если завтра война», «нависла гроза», «надвигалось что-то». Смутное ощущение давления есть, а отпечаток не прощупывается. Мы только догадываемся, о чем могут писать за несколько дней до войны газеты, часто ли в таких случаях поправляют галстуки первые (и предположительно осведомлённые) лица, имеет ли значение цвет папки у главы МИДа. А начало войны? Здесь легче. Отчего-то мы знаем, как светит солнце, как играют во дворе дети, как гудит проезжающая за воротами машина, когда в её гудение примешивается, наскоро заглушая его, звук подлетающего юнкерса, как успевает брызнуть в глаза детям бликами солнца его крыло. Мы, возможно, совсем рядом с войной, но мы того не ведаем. С войной, о которой мы не всё знаем, но о которой ведаем. И которой совсем не боимся.
_________________ Мы, волки, не скулим, как шакалы, и не лаем, как собаки. Мы завываем, наводя ужас на весь лес.
|